– Мария Петровна, – обратилась она, – посмотрите за ним, я сама здесь управлюсь.
– Хорошо, – ответила она и поднялась наверх.
– Последнее время капризный такой стал, – грустно сказала она. – Ну как вам гусь? – вмиг изменив грусть, так украшающую ее лицо, на бесчувственную радость и беззаботность.
– Вкусно, – ответил я.
– Очень вкусно, – сказала Юля.
– Мария Петровна волшебница, не представляю, чтобы я делала без нее, за пять лет стала мне и Сереже как родная.
Я жевал сочное мясо гуся, думая о ее муже, почему его нет с нами за столом, и вообще существует ли он? Чьим сыном является этот симпатичный, совсем юный бунтарь? В чьих объятьях сладко стонет эта маленькая, хрупкая женщина?
Меня раздирало любопытство, и будто получив сигнал по невидимому, ментальному каналу, она коснулась интересующих меня вопросов.
– Наверно в этом возрасте, – говорила она Юле, – ему нужно показать строгость, которой у меня нет. Нужен авторитет, авторитет мужской, а я что?
– У одной из моих подруг, мальчик чуть старше, ему десять, с трех лет воспитывает его одна, всё как у тебя, и проблемы те же, у них это возрастное. К тому же, он ревнует ее к любому мужчине, говорит: «Я вырасту мама, ты будешь моей женой».
– Мне, слава Богу, не предлагает руки и сердца, – улыбалась она, – но вот его капризы…., – она взглянула на меня, – вообще мужчины капризные пошли.
– Включайте Стаса Михайлова, – махнул я рукой, – я даже готов продемонстрировать не выдерживающее никакой критике моё умение танцевать.
Они засмеялись.
– Коля, – смеясь, говорила она, – оставьте вы, наконец, в покое этого Стаса, ваш ум он трогает гораздо сильнее, чем женщин, любящих его творчество.
– Именно ум! И только его! Хотя, он и множество схожих с ним метят в сердца, но никогда не попадают в них, для сердца слова – мертвая тишина.
– Интересно! Что же тогда слышит сердце?
– Сердце, может слышать только сердца, особый язык, не воспроизводимый речевым аппаратом.
Она улыбалась.
– Можно ли без метафизики?
– Я и говорю без нее, с другой стороны, как обойтись без нее? Это то, что невозможно втиснуть в узкий формат слов, это невозможно оценить, понять тем разумом, которым обладаем мы. Сердце должно быть живым, чтобы понимать.
– Означает ли это, – засмеялась она, – что я с мертвым сердцем?
– Нет, не означает. Оно просто еще не говорило.
– А вам-то откуда это известно? – изменившись в лице, спрашивала она.
– Иначе, мы бы поняли друг друга, без лишних слов, – спокойно отвечал я. В ее глазах сверкнул огонь.
– Юля, а вы что скажете на это?
– Я могу лишь говорить о себе, – отвечала Юля, – если обозначить то, что чувствовала я, как выражается Коля, языком сердца, несомненно, он существует. Тогда…., – вздохнула она, – мне не нужно было слышать от него «Я люблю тебя», я знала это без слов, как и он. Мы жили ей и не искали ей подтверждения в чем-то. И почувствовав, услышав его однажды, все другое кажется таким ничтожным, ее невозможно подменить, а я старалась, убеждая себя в том, что там я была совсем маленькой и ничего не смыслила в любви. На самом деле, ее нет в том идеальном виде, который был лишь моим воображением, а есть только мимолетная влюбленность, исчезая которая оставляет за собой очередное разочарование. Она живет! – пламенно говорила она, – а мы ищем что-то другое.
Оксана молчала, не отводя взгляда от Юли.
– Я предлагаю выпить, – сказал я, разорвав нависшую тишину, – за любовь, наполняющую нашу жизнь счастьем и радостью!
Наши бокалы встретились, наполнив гостиную веселым звоном.
– Пойду, посмотрю, что они там делают, – вставая из-за стола, сказала Оксана, глаза ее полны печали. – Николай, давайте я вам положу еще.
– Нет, спасибо, я наелся, и давайте без «вы».
Она улыбнулась: – Давайте, – согласилась она, покидая не просто нас, а прячась от мыслей, которые терзали ее.
– Коля, ты нормально себя чувствуешь?
– Нормально, а что ты вдруг спросила?
– Глаза воспаленные.
– А, это! – улыбнулся я. – Тувинский дымок.
– Быстрый ты! Ну и как?
– Нормально, нужно иногда преломлять сознание.
– Не переусердствуй!
– Обещаю.
Спустилась Оксана.
– Играют в гонки, так смешно видеть Марию Петровну с джойстиком в руках.
– Моя бабушка тоже играла в ралли, не плохо при чем, – сказал я.
– А я не умею и не люблю, пасьянс раскладываю и в покер играю, – говорила она.
– Не может быть! – удивился я. – А где?
– На BWIN.
– Я тоже, ну и как?
– Проигрываю, как правило, но я не игроманка, просто провожу время.
– Я тоже, хотя часто выигрываю, нет тормоза, еще никогда не снимал выигрыш.
– А вы, Юля? – спрашивала она.
– В покер не играю, иногда в SimCity, но это бывает крайне редко.
– Понимаю, вы сейчас в творческом процессе.
Юля улыбнулась.
– Можно сказать и так, мне просто не нравится.
Лилась вода. Вода за окном, вода из наших уст, пустая, не содержащая чего-то благостного или ядовитого. Она омывала дороги, дома, наши души, раненые сердца, воспаленный мозг, не являясь лекарством или обезболивающей пилюлей. Слезы радости или же печали Господа не трогали человека, не трогали того, что он создал, воздвиг волей разума. Слезы питали то, к чему человек не имел никакого отношения, то, что он нещадно уничтожал, то, что когда-то ему было подарено, но он отверг это. Человек отверг всё и даже саму жизнь, предпочитая разложение. И разлагаясь сам, как обезумевший заражает всё вокруг, умоляя Господа уничтожить все, чтобы создать нечто новое, где нам в нынешнем виде не отведены места.