Дверь за ней закрылась.
– Колян, ты не хочешь воткнуть ей, тетка что надо! А сосет, как в последний раз.
– Нет, не хочу, – засмеялся я.
– Три раза ее уже отжарил, может вдвоем? Она будет только за, не бодрит ее муженек. В Москву поехала искать ****ой приключения. Ты же до Москвы?
– Нет.
– Плохо, там подружка ее встретит, тоже такая же как и эта, – засмеялся он, – любительница повеселиться. Ну, Колян?
– Ты на счет чтобы ее вдвоем?
– Конечно, можешь один, – говорил он так, будто ее сутенер и не меньше.
– Нет и вообще откуда такая уверенность, что она будет согласна?
– Я таких знаю как облупленных, сейчас наводя марафет уже думает об этом.
– Возможно, но я против подобного.
– Странный ты, но чувствую хороший мужик. Есть жена, дети?
– Можно сказать да.
– Давай тогда за них выпьем, пусть у них и у тебя все будет хорошо…. Не так, как есть, – с грустью в голосе закончил он. Видимо под силой коньячного и этилового спирта, его «нормальный» кремень растаял, он открылся как моллюск, чувствуя и извергая истину, на утро от осознания которых не останется и следа.
Мы выпили. Я жевал приготовленный Оксаной салат.
– Колян, ты ни че, если я лягу спать, – не поднимая глаз от стола, грустно говорил он. – Надавила скука, сраная жизнь, живу как говно, всю жизнь мне обосрали, ни злости, ни *** нет. Только сын и сука жена, такая же как эта, и я сука и все мы суки. Выпью я за сына, дай Бог, чтобы он жил лучше, – налил он рюмку водки, сразу осушил ее, громко выдохнул и закинул в рот дольку лимона. – Все, я полез спать.
– Приятных снов.
– Угу, – ответил он на мою глупость, а что другого я мог бы сказать ему и способны ли слова, пусть они даже исходят из самого чистого сердца, бальзамом лечь на его кричащую душу, что может разрушить его «кремень»? В чем он может найти утешение? Во влагалищах многочисленных женщин, таких же заблудших, как и он сам? В спиртном лишь на мгновение размягчающем его панцирь. Что его может спасти? Клиника «Маршака», «Дурдом»? Что в силах вернуть радость жизни?
– Толян, – он уже закрыл глаза, но еще не спал.
– А? – приоткрыл он тяжелые веки.
– Гашиш куришь? – спросил я.
– Нет. Курил в лет девятнадцать, там, в Чечне, а че?
– Да так. Спокойной ночи.
– Спокойной, – ответил он и закрыл глаза.
Вошла Наталья.
– Вот! – встала она у стола, громко говоря, для того чтобы услышал Толян. – Слаб, оказался наш солдатик! «Солдатик» уже спал и ни как не реагировал на ее слова.
– Коля, – сев напротив меня, говорила она, смотря хмельными глазами, – вы, ой, мы же на ты.
Я кивнул улыбаясь.
– Где ты так долго был?
– В вагоне ресторане.
– И что там? Весело?
– Тишина.
– Не люблю тишину и скуку. Придется вам меня развлекать.
– Как же? – улыбнулся я.
– Ты мужчина.
– И что? Анекдотов я не знаю и не люблю их так же, как и ты скуку.
– Напоил меня и уснул, – говорила она, пытаясь показать сожаление. – А я, выпивая, не могу спокойно сидеть…. – вспыхнул в ее глазах ****ский огонь. – Может, выпьем?
– Наталья, я действительно не хочу, – ответил я, отводя от ее пристального взгляда глаза, которым она наверно видела меня, абсолютно нагим.
– Неужели вы, Николай, – продолжила она нападение в официальном тоне и лукаво улыбаясь, – позволите мне выпивать, как алкоголичке?
– Но, а что я могу? – улыбнулся я. – Не заберу же я водку или свяжу вас, чтобы вы сидели смирно.
– Значит, вы отказываете мне? – сказала она, изобразив на лице некую обиду.
– Получается так.
– Вы не джентльмен.
– Не спорю.
– А мне казались именно таким.
– Хорошо, чтобы и дальше выглядеть в ваших глазах джентльменом, согласен выпить за то, что движет наш мир и наполняет его яркими красками.
– Не о любви ли вы ведете речь?
– О ней.
Она засмеялась.
– Самый распространенный и бессмысленный тост. Я была уверена, что услышу от вас что-то оригинальное.
– Увы, в этом смысле я банален, но для меня и тех людей, кто хоть однажды испытал ее фантастическую силу, этот тост далеко не банален.
Мои слова больно ударили ее, вызвав в ней надменный, защитный смех.
– О какой фантастической силе вы говорите? Эту силу я испытала и не однажды и, знаете, с меня достаточно, – полилась из нее ненависть, смешенная с семенем многих мужчин, побывавших в ней, от ее еще несколько секунд назад, милого лица не осталось и следа, в ней появились сотни лиц, оставившие в душе боль и разочарование. – Ваша любовь, – смеялась она будто бес, – поматросил и бросил! Все это чушь для маленьких девочек, это пока вы не добьетесь своего, такие романтичные и заботливые, а после что? Ничего! Поэтому без глупых и лживых прелюдий, якобы исходящих из самого сердца, а в действительности из штанов, проще следовать желаниям тела, и не тратить бесценные нервы и время.
Она замолчала, устремив взгляд в окно и как мне показалось, внутренне восхищаясь собой от того, что она, возможно впервые, не боясь людских клеще, публично призналась о желании предаваться плотским удовольствиям, не порицая себя за это.
– Предлагаю другой тост.
Она посмотрела на меня.
– Какой? – спросила она, уже мягким голосом.
– За людей, которые живут честно с собой и окружающими.
– Николай, у вас что ни тост, то что-то невероятное. Таких людей нет.
– Есть. Как и любовь. И вы, как мне показалось, пополнили наши ряды.
– Вы значит живете честно?
– Именно.
– Давайте, – с полным безразличием согласилась она.