– Спасибо. Достаточно будет и простого обеда или ужина.
– Значит, юные тела ты лицезреть не хочешь. Ясно. Все серьезно.
– Серега, не в этом суть, ничего нового я там не смогу попробовать и увидеть.
– Новые дырки, – смеялся он.
– Новые ли они?
– Тут ты прав. Точно нет. Короче, увидимся в Глазове.
– Хорошо.
– Увидимся, – сказал он и отключился.
Мои мысли унеслись вслед за случайной знакомой Натальей. Какими трусами я буду в ее барабане? Безтактичным сектантом, прославляющим, что-то не существующее и глупое? Мужчиной, хотя мужчиной она меня не считает. Кем бы я ни виделся ей, тем, кто отказался оставить свой след в ней, в физическом смысле, но в ментальном, наверное, я буду больной занозой в ее потасканной заднице и возможно мои слова начнут гнить в ней, парализуя ее сонное сознание и ей ничего не останется, как родиться заново, видя этот мир не через призму зависти, ненависти, воспаленного чувства собственной значимости, а видеть все в лучах любви и счастья.
В тамбуре я звонил Оксане.
– Покушал, мой котик? – слышал я ее нежный голос.
– Покушал, ты дома что ли?
– Нет. В кабинете сижу, с Юлей в «аське» общаюсь.
– Понятно.
– Она мне пишет про Игоря. Ты знаешь его?
– Нет. А что, должен был?
– Ну, может она говорила тебе. В общем, она познакомилась с ним на «мыле», когда была здесь, а когда приехала, встретилась с ним. Говорит, влюбилась.
– Честно, очень рад.
– Я тоже. Она хорошая.
– Согласен.
– Что то ты у меня вялый какой то, не выспался?
– Просто заряд истекает.
– Думаю, хватит, – звонко смеялась она, – до возвращения, а там я буду подзаряжать тебя, котик.
– Я надеюсь, хватит, но если что, тебе придется срочно выехать или даже вылететь.
– Ну, если ты будешь не в состоянии передвигаться и нетранспортабелен, куда мне деваться. Как скорая помощь с мигалками и сиреной, помчусь спасать тебя.
– Ты меня уже спасла. Оксана, сейчас и минуты без тебя представить не могу, благодаря тебе, я смог увидеть жизнь… я люблю тебя!
– И я тебя, Коля.
По дороге в купе я думал о том, как мне разрядить обстановку, но Натальи там не оказалось. Толян радостной улыбкой и сияющими глазами встретил меня.
– Нормально все!
– В смысле? – не до конца понимая о чем он, спросил я, сев напротив.
– В смысле с Аленкой, надо нам поговорить, разрыдалась она, а я слышу, как сын говорит: «Мама, тебя опять папа обижает», она сказала: «Нет. Папа нас любит, сынок». Я сам чуть не зарыдал.
– Надо было.
– Все это херня, Колян! Знаю, что мне мешало жить нормально, сидел сейчас и думал, так как ни когда до этого – бухло. Больше пить не буду. Пару днем побуду в Москве, наберу им подарков и поеду к ним… Домой…. Колян, мой дом, где они, а я уже пять лет с места на место. Все, что было до нее, не серьезно, а Аленку я любил и люблю. Это после Чечни, когда я был в последний раз там, запил сильно и понеслось. Нервы сдали. Мне же сниться все это. Господи, прости меня, что мы творили… Мы же просто пешки, а те, кто это все замутил, сидели в тепле и не видели, что такое война, для них она как игра в солдатики. А я все видел…, – сказал он, устремив взгляд в окно.
– Оставь прошлое. Ты, как ни кто другой знаешь всю жесткость нашего мира, поэтому сможешь показать миру, в частности, близким другое. Лишь вышедший из тьмы способен быть истинным воином света!
– Вот денек! Надо же. А если бы я нажрался с утра и все шло бы по-старому. Спасибо, Колян! – протянул он мне руку.
Я сжал его большую кисть.
– Это не моя заслуга. Твоя. И дым, наверное, помог, – улыбнулся я.
– Колян, а наша соседка, что как ошпаренная? Сумочку схватила молча и ушла.
– Я точно ее не ошпарил, она сама себя ошпарила.
– Ты знаешь, сейчас хотел сказать: «Да хер на нее, ****ина». И тут же мысль, а сам-то я далеко ушел от нее. У меня же все чмыри, а я Д’Артаньян. Оказывается я такой же чмырь. Колян, ты мне дай чуть—чуть этой херни.
– Не вопрос. Тебе на пользу, главное, знай меру, перекуришь, будет грузить, два, три крапаля, за глаза.
– Да. Меру знать надо, с водкой быть честным, мне в меру пить не удавалось.
– Знаешь, Толян, у меня есть друг Юра, вот он бы тебе сейчас такую лекцию прочел о вреде алкоголя и о позитивном влиянии гашиша. Конечно, дым бессилен, если мертвое сердце и напрочь засранное сознание. В твоем случае все сложилось благополучно. Теперь я знаю еще одного человека, когда дым жестко встряхнул уснувшее сознание.
– Я сначала, – улыбнулся он, – и не понял, что меня прет, а ты ушел Наталья молчит, мне так тошно стало, все помню как фильм. Посмотрел на нее, она улыбается, и в глазах ее все вижу, там только ебля. Говорит мне что-то, а думает о другом, и я не слушаю ее, думаю о сыне и Аленке. Встал и ушел, она только рот открыла.
– Надо полагать, – засмеялся я, – она то ждала, что ты ей воткнешь. Но знаешь, она вчера хоть призналась в том, что у нее в башке *** и она не стыдиться этого.
– ***, – поправил он смеясь.
– Нет, именно ***, остальная часть тела ее мало интересует, поэтому мужчины видятся ей не иначе, как эрегированный член и не больше.
– Сто процентов! – смеялся он.
– Вот, – вспомнил я, – я же забыл тебе пиво взять.
– Не надо. Лучше давай повторим.
– Согласен.
После повторения мы, смеясь, вошли в купе. Наталья с серьезным видом тревожила свою память, вписывая в идиотский сканворд слова.
– Наталья, – говорил я, улыбаясь, – вы мне простите мою бестактность, дело в том, что я полагал наш вчерашний уговор об искренности и прямолинейности остался в силе. И поэтому…