– Страна онанистов, – взял он ложку.
– Я бы сказал больше, Земля.
– Кто на них, эти сиськи пялится, не могу представить их без бюстгальтера.
– А мне кажется, – улыбнулся я, – увлекательное зрелище. И вообще к ней и таким как она, какие могут быть претензии, они пихают то, что лезет. Такая публика у нас.
– Но тут конкретная пропаганда ****ства.
– Согласен, и живут еще миллионы разных форм этой пропаганды, и возможно только испытав ее на себе, человек способен решить, нужно ему это или нет.
– Если бы моя дражайшая супруга захотела испытать ****ства, наверно это была бы ее роковая ошибка… Но она не такая, – улыбнулся он, представляя ее светлый образ.
– Есть люди, кому по сути своей это не свойственно, но есть и те, кто жаждет разврата и ****ства. Хуже всего в этом это то, что многие не дают этим желаниям выплеснуться и не исключаю того, что в некоторых случаях, именно эти сдерживающие табу, вызывают разного рода патологии. Поэтому, если хочется ****ства, – улыбнулся я, – гуляй по полной! Главное не лгать себе, и не позиционировать себя тем, кем в действительности ты не являешься. Нужно быть собой!
Юра, можно сказать, округлил глаза, очевидно мое виденье вопроса о ****стве», его сознание воспринимать отказывалось.
– Колян, – нежно произнес он. – Понимаешь, женщина-матрица и что достанется тебе, когда в ней оставят отпечатки сотни мужчин. Ты считаешь глупостью то, что в старину девушки вступали в интимную связь только с тем, кто женился на них?
– Нет, не считаю, но….
– Постой, – прервал он меня. – Представь, какие будут дети после сотого хера? Я скажу, хер поймешь какие! И срань все то, что в формировании плода имеет значение генетика, химия, биология. Наши ученые ни хера еще не знают, и вообще все их формулы так далеки от нашей жизни. Конечно, если ты с невероятно, мегасильной энергетикой, типо Гумелевского пассионария, а те сто до тебя были мертвецами – субпассионарны, тогда, конечно, можно что-то изменить, но все равно в детях будет многое, что не присуще тебе.
– Юр, я и не говорил, что с удовольствием женился бы на той, о которых ты говоришь. Но если бы я любил, эти сто ***в отвалились бы под силой нашего чувства. А без любви знаешь, о детях речи быть не может.
– Ну да, – грустно согласился он, – но поверь мне любви недостаточно, чтобы из женщины вытеснить всех тех, кто оставил невидимый на первый взгляд информационный след. Женщина – мать всего, она – матрица. После того, хотя и эта мысль мне противна, как она выносила целостный плод не из сотен лиц и сознаний. Пусть утоляет плоть, если без этого она не
ет, но ДО – нельзя! Вот эти все людишки, половинки, четверти, трети и есть следствие того чем живут многие.
– И вообще, тебя что, этот вопрос так волнует?
– Колян, – вздохнул он, – дети растут, поэтому я думаю об этом.
– Для этого и есть Вы.
– Помимо нас еще есть глянец, инет, телевидение.
– Я уверен, у вас получиться научить их видеть не глянцевую, а настоящую жизнь.
– Настоящая жизнь страшная.
– Не твоя нынешняя.
– Была и та, что прежде.
– У кого ее не было? – улыбнулся я. – Если ты мужик, бунтарь – шишек на голове не избежать. Поэтому наша активная броня и существует для женщин и детей. Им не нужно знать о пакостях, кишащих вокруг, только ЛЮБОВЬ и ИСКРЕННОСТЬ! Вот что мы обязаны показать им, другого им знать не нужно, оно не настоящее.
– Живут, к сожалению, этим ненастоящим миллиарды.
– Пусть, жаль, конечно, но если не они сами, то кто в силах заставить их наконец проснуться? Многих и пришествие Христа не тронет, так что не парься, перекурил ты по ходу.
Он улыбнулся.
– Нееет, не докурил.
После обеда я с Юрой разбирали эскизы рекламы для сети по продажам оргтехники. Оржак с Оксаной вернулись около пяти.
– Коль, – говорила она, положив руки мне на плечи, – я домой, Оржак меня увезет, вы долго еще?
Я взглянул на Юру.
– Часок еще, – ответил он вместо меня.
– Ну, хорошо, я поехала, – и, наклонившись, прошептала мне в самое ухо, – у нас сегодня романтический ужин.
– Где? – спросил я.
– Дома, – ответила она.
– Ясно.
– Так что можешь не спешить, – уже громко говорила она. – Оржак, – позвала она.
– Вообще не спешить? – улыбаясь, спросил я, смотря ей в глаза.
Чуть прищурившись, она мне показала кулак.
– Понял, скоро буду.
Оржак пожал нам руки и вышел вслед за веселой Оксаной.
– Короче, – отодвинув клавиатуру и откинувшись на спинку стула, говорил Юра, – я сегодня сам все сделаю, а утром уже отдам тебе коробку сока. На месте будешь, выльешь и разорвешь пачку.
– Хорошо, – согласился я.
– Ну как тебе этот, – показал он один из ранее просмотренных эскизов.
– Думаю то, что надо.
– Значит, так тому и быть!
Темнело. Я вдыхал прохладный воздух, наблюдая за тем, как Юра эмоционально что-то объяснял пожилому охраннику. Тот в ответ не произнося и звука, понимающе кивал головой.
Наконец Юра пожал ему руку и сбежал вниз по лестнице, перескочив лужу, он выругался.
– Весь день, – говорил он, подойдя ко мне, – не видел что бы ты курил.
– Я не курю.
– Серьезно?! – удивился он.
– Вполне.
– Красавчик! – улыбнулся он. – Должны утром почистить эти стоки, лужа не реальная.
– Да, – согласился я. – Оксана с трудом ее пересекла.
– Ну что, поедем?
– Давай, – пожал я ему руку.
– Завтра утром увидимся, – сказал он и сел в машину.
Я ехал по заполненным машинами улицам Кызыла, слушая Tiesto. В цветочном магазине меня встретила все та же очаровательная девушка.