– Мам, включай, – рухнув почти на меня, звонко говорил он.
– Дядя Коля маму прижал, я теперь и пошевелиться не могу, – смеясь, жаловалась она.
– ну мам, у тебя же руки свободные.
– И в самом деле, – засмеялся я, – что-то она хитрит, Серега, давай включай.
Сережа засмеялся.
– Включай!
Я чуть отодвинулся, Оксана нажала на Play и в ту же секунду на экране замелькали машины, несущиеся на бешеной скорости по мосту. Бесконтрольно моя правая рука обняла Оксану, а левая Сережу. Он сильнее навалился на меня, а Оксана прижалась, поглаживая руку обнимающую ее. Я как они, смотрел фильм, не замечая, вернее пропуская сюжет. Я впервые обнял Сережу! Пульсировала в голове радостная мысль. Главное конечно то, что он воспринял наш физический, отцовский с моей стороны, контакт как естественное действие.
Сережа постепенно смещался, пока не лег головой мне на ногу и спустя небольшой отрезок времени, уснул.
– Сделай тише, – шептал я Оксане, – он уснул.
Она убавила звук.
– Надо будить его, пусть ложиться в кровать.
– Я перенесу его, расправь кровать.
Оксана бесшумно двинулась к кровати, быстро расправив ее.
Я осторожно просунул руку под его голову, он приоткрыл глаза, увидев меня, улыбнулся, не противясь тому, что я беру его на руки, он, напротив, расслабил все мышцы, повиснув у меня на руках. Так же осторожно я положил его на кровать, он улыбнулся вновь.
– Спокойной ночи.
– Спокойной, Серега.
Оксана укрыла его одеялом, поцеловала в голову, он повернулся на бок, и мы вышли из комнаты. Закрыв за собой дверь, она запрыгнула на меня, крепко обвив меня руками и ногами, я держал ее за ягодицы.
– Кошечка, моя дикая, – нежно говорил я.
– Котик, я так соскучилась. Пойдем на кухню, я тебя покормлю.
– Пойдем, – сжимая ее ягодицы, согласился я.
– Все отпускай.
– Нет. Так и пойдем.
– По лестнице страшно, вдруг упадем.
– Не дергайся главное.
– А я хочу дергаться, – мурлыкала она.
– Ты дергаться хочешь или накормить меня.
– Сначала накормлю своего котика, а после подергаемся.
– Все идем.
В кухне я опустил ее на стол, она не размыкала рук на моей шее и все так же крепко обвивала ногами.
– Я хочу на столе и прямо сейчас, – шептала она.
– Я тоже, – говорил я, чувствуя нарастающую силу огня, разжигаемого ей. Пережевывая маленькие пельмешки, я еще слышал ее стоны, они словно каучуковый мячик, отскакивали от стен, не желая растворяться в воздухе.
Она сидела напротив, подперев подбородок рукой.
– Мне так нравиться смотреть, как ты ешь, – говорила она, покрывая меня поцелуями, своим нежным взглядом.
– А мне слышать твои стоны. Они настоящие.
– Все благодаря тебе.
– Благодаря нам и нашей ЛЮБВИ.
– Коль, а ты когда-нибудь думал, почему у многих она проходит?
Я улыбнулся.
– ОНА пройти не может. Может исчезнуть сексуальное влечение, влюбленность, значение слова, которого мне не ясно, но не ЛЮБОВЬ. ОНА бессмертна и ее невозможно разбить об быт или что-то.
– Тогда же почему?
– Потому что ЛЮБВИ не было, только не понятная, быстротечная влюбленность.
– А как отличить ЕЕ от чего то другого?
– Сложный вопрос, не для сердца конечно, для сознания умеющего использовать только узкий формат слов. Может быть тогда ты не можешь играть, когда нет взаимных поглаживаний, когда нет манипуляций. Разве можно словами охватить ее, втиснуть ее в них. Я лишь могу сказать в чем ее нет, и что ее душит.
– Я тоже знаю, ты заставил меня покончить с той, что была во мне. Знаешь, – улыбнулась она, – раньше я считала, что любовь начинается с того момента, когда проявляется чувство собственности, ревности. Когда бесконечно держишь на взводе наше женское оружие и лишь изредка чувствуешь себя расслабленно и спокойно. ЛЮБОВЬ как оказалось НЕ ВОЙНА!
– Какая ты у меня умная кошечка! Оксана, нашему чувству ничто не угрожает, мы честны, а это именно та почва, в которой она произрастает.
– Доедай, они уже остыли.
– Я бы съел их давным-давно, если бы не их игрушечный размер.
– В следующий раз будешь лепить с нами.
– Кстати, у меня опыт есть.
– А главное, – засмеялась она, – нет таких ногтей как у меня, – показала она свои пальчики с длинными, прямоугольными ногтями.
– Если ты мне доверишь это ответственное дело, мне даже не понадобиться ассистент в твоем лице. Тем более твои ноготочки мне так же дороги, что за кошечка без ногтей?
Она улыбнулась.
– Тебе, котик, я доверяю безгранично, даже того, кто был моей жизнью, моим сокровищем. Теперь вас у меня двое, а скоро нас будет четверо.
Я положил вилку в пустую тарелку.
– Девять месяцев я смогу вас целовать одновременно.
– Как? – не поняла она.
– В твой животик.
– Что-то ты этим временем пользуешься плохо.
– Исправлюсь, – серьезно обещал я.
– Посмотрим, – сказало она, вставая. – Иди, мойся, я приберусь здесь, засиделись мы. Она подошла чтобы взять чашку, я обнял ее за талию, прижимаясь лицом к животу. Она, понимая что я хочу, задрала футболку, оголив плоский животик.
Мои губы касались ее, касались нашего еще совсем крохотного ребенка, касались нашей БЕЗГРАНИЧНОЙ ЛЮБВИ!
Я чистил зубы, мыл лицо, брился, говорил с кем-то, что бы я ни делал, мои губы, исполненные ЛЮБОВЬЮ, были с моей матерью, Оксаной, Сережей, каждым и в особенности с тем, кто ползал на самом дне, изъедаемый червями, не видя даже самого крохотного лучика света. Я проглатывал их, стараясь укрыть в родившемся во мне летнем парке. Но даже вековые дубы, нежный шелест листьев, пение птиц, запах роз, мягкая трава не способны заставить хоть на мгновение замолчать их кричащие души. Музыка, поэзия, литература… Что способно заставить человечество раскрыть глаза? Взглянуть за обложку, за экран телевизора, за глаза человека, за все «хорошее», чем мы окружены?