Мешкать было нельзя, это могло убить её желание, превратившись в обиду. Я подошел к ней, в её взгляде, лице не было желания. Секс интересовал её не как источник удовольствия, для нее он имел совсем иное значение, какое? Остается только гадать. Для меня же он был глухонемым порнофильмом с чавкающим зрителем у экрана. Её поцелуи с наигранной и легко угадываемой страстью, ее стоны, не касающиеся перепонок. Это был секс исполненный печалью. Самый печальный секс, который знало человечество.
Я вышел из нее, стянул с обмякшего члена презерватив, она всё так же лежала, широко раскинув ноги, демонстрируя красивое влагалище и тоненькую полоску волос на лобке.
Звук шуршащего пакета, в который я выбрасывал презерватив, прогнал ее истому. Она села на стол.
– Спасибо, Коля, мне очень понравилось, – сказала она, удалившись от меня на тысячи миль.
Я молчал, но даже если бы я ответил ей, то мои слова не долетев, затерялись бы на длинном пути, усыпанным разным хламом и разложившимися трупами Андрея и ее не родившегося дитя.
Через пятнадцать минут мы сидели в ресторане друг напротив друга. Печаль ее карих, невероятно красивых глаз, душила меня питоном обвившем шею, я задыхаюсь, кровь нещадно бьет в висках, лицо утратило естественный цвет, став багровым. Я хочу крикнуть, но слова не слетают с губ, хочу позвать глухонемых посетителей, что бы кто-то из них бросил на пол прибор или бокал, разбиваясь, звук которого разорвет этот вакуум.
– Вкусная грудка, – решив не убивать меня, сказала она.
– Котлета тоже ничего, – ответил я.
– Ты думаешь, что я какая-то ненормальная? – вдруг спросила она.
– Нет, я так не думаю, ты самая печальная женщина, которую я знаю. Твоя печаль самая глубокая, зачем же ты бежишь от неё?
– Ну а как, Коля? – глаза её вспыхнули, – я хочу жить как все, семья, дети, хочу радоваться жизни. Я обманула тебя, я плачу уже несколько лет на пролет, я не могу забыть Андрея.
– Юля, не нужно бежать от нее, не нужно прятать ее – это бессмысленно. Имеет смысл прожить жизнь печали, она оставит тебя так же неожиданно, как и пришла, оставив после себя что-то поистине бесценное, что-то такое, способное разорвать твою душу и сердце. ЛЮБОВЬ!
– Я уже не смогу кого-то любить.
– Глупости говоришь, у тебя живое сердце, может быть ты еще не готова? Она найдет тебя сама, нужно лишь увидеть ее.
– Когда? – грустно, говорила она, – жизнь проходит, мне уже двадцать восемь.
– Большинство и за век не способны коснуться ее, живя в пустом, бесчувственном мире. Все без чувств теряет смысл.
– Ты почувствовал это?
– Конечно, – ответил я.
– Сама не знаю, что нашло на меня, со мной бывает такое.
– Ты в этом не одинока, – улыбнулся я.
– Наверное. Хочется всё как у всех, разве у всех любовь и у десятой части пар ее нет и ничего.
– Зачем, Юль? Не пытайся подменить свою жизнь, жизнью других. В той чужой жизни нет ничего сроднимого с тобой, там серость и ложь, я испил ее до дна, не найдя ничего по истине стоящего. Люди, осознавшие это, бегут из нее, а ты напротив. Не нужно.
Она молчала.
– За это короткое время, – продолжил я, – не осталось и следа сомнений в том, что ты не просто умопомрачительный, идеальный, сногсшибательный, – я улыбнулся, – божественный кусок мяса, но и личность, к созданию которой прикоснулся сам Господь.
Лицо ее сияло.
– Спасибо, Коля, и за мясо и за меня.
– Как ты метко сказала! – воскликнул я, – мы и наши тела, абсолютно чужие друг другу, тело лишь средство, но не больше.
Покончив с ужином; мы пошли в купе, в промежутках между вагонами я вдыхал бодрящий воздух, наполняя им легкие до боли. За окном темнело. Мы сели друг против друга.
– Спасибо, Коль, – сказала она, и поцеловала меня в лоб.
– Не за что, Юля, – ответил я, чувствуя ее живые слюни на лбу.
– Есть за что, а не будь этого, я бы не сказала.
– Такая благодарность особа ценна и тебе спасибо, за то, что я смог коснуться твоего сердца.
– Утром будем на месте.
– Почти на месте, еще ехать на машине полдня, – ответил я.
– Но уже вечером я попаду в душ.
– И я, наверное.
День закончился. Юля спокойно спала, освободившись от частички груза давящего ее сердце. Я думал о ней, об Андрее, об их нерожденном ребенке, об Ире, посылающей весь день пустые, дежурные смс, думал о Кызыле. С мыслью о нем я уснул.
Абакан встретил нас прохладным, дождливым утром. Из вагона мы сразу попали под заботливо раскрытые зонтики Оксаны, белокурой молодой женщины, маленького роста, с живым лицом, и Валеры, огромного детины, стриженного наголо с ярко выраженными надбровными дугами и узким лбом. Без лишних церемоний мы прошли к рядом находившейся стоянке, закинули сумки в Merсedes ML 350 и тронулись навстречу Кызылу.
– Оксана, – обернувшись к нам, представился наш временный босс, – с Юлей мы уже общались по «Skype», а вас я не видела, но мне много говорил о вас Василий.
– Очень приятно, Николай, – отвечал я, – интересно, что он мог сказать обо мне.
– Ну то, что вы креативный и очень талантливый молодой человек, это же ваше «Тайфун – разрушая стереотипы.»
Я засмеялся: – Чтобы придумать это, нужен талантище.
– Тем не менее, ролик идет по федеральным каналам. Юля, Вы устали, наверное, – переместила она внимание на Юлю.
– Не очень, ужасно хочу в душ, – ответила Юля.
– В гостинице номера хорошие, чистенько, уютно, я сама смотрела. Все блага цивилизации, даже интернет, появился он там совсем недавно, широкополосный имею в виду. Природа исключительная, а какой воздух! Не надышишься. Чистейшие реки, Валера однажды показывал мне, глубина практически десять метров, а вода как слеза, дно видно.